Сергей Фомичёв - Сон Ястреба. Мещёрский цикл
– Ты уверен, что обойдёшься без нашей помощи? – спросил Борода у Сокола.
– Это не твоя война, князь, – ответил чародей. – Обычные воины мало что могут сделать с таким врагом. К чему напрасные жертвы? А с горсткой монахов, что сопровождают его, мы как-нибудь справимся сами.
– Надеюсь, что так.
Князь задумался. Затем кивнул в сторону опушки, где под присмотром Тарко дремал Вараш.
– Старик слишком слаб для дальней дороги, – сказал он. – Оставить вам лошадей?
– Нам придётся отпустить и этих, – ответила за всех Эрвела. – Там, куда мы идём, сплошные болота.
Получасом спустя марийская дружина скрылась на ветлужской дороге. Дым над разорённым монастырём почти рассеялся. Начавшийся дождь быстро погасил угли и принялся замывать следы преступления.
Сокол посмотрел на Эрвелу.
– Где мы встретим его?
Он имел в виду Алексия.
– На Керженце, в болотах Кугай-Пугай… – овда замялась. – Ты знаешь, что будешь делать?
Этот вопрос вертелся на языке у многих, потому на Сокола устремились взгляды со всех сторон. Повернув голову, он встретился с каждым из них. В каждый вылил долю тоски и тревоги.
– Нет, – тихо произнёс он, когда в ответе уже не было нужды.
***Монахи вернулись через неделю после прихода Ледара. Вернулись хмурые.
– Ну, что новенького в монастыре? – спросил колдун. – И почему вы без пленников? Старина игумен указал вам на дверь?
– Нет больше монастыря. И пленников нет.
– Как нет? – взвился Алексий, только что вышедший из хижины. – А Сокол? Что с ним?
– Не знаю, – буркнул Хлыст. – Пожарище одно там. Лесовики налетели и пожгли. Спросить не у кого – все убиты. С собой ли они колдуна взяли, или убили вместе с чернецами… Тел я не нашёл, ни его, ни девки, ни второго колдуна.
Священник с подозрением посмотрел на Ледара.
– Что? – вздрогнул тот. – Не знаю! Когда мы уходили, там всё было в порядке. Спроси вон парней, если не веришь…
Алексий поверил.
– Что делать-то будем? – спросил Кантарь.
– Он придёт сюда, если жив, – ответил Алексий. – А мне почему-то кажется, что он живёхонек.
***Люди слишком устали, чтобы подбросить в огонь веток. Костёр отвечал равнодушием и неохотно делился теплом, предпочитая отдавать его небу. Языки пламени хватали дождевые капли, превращая их в пар на подлёте.
Дождь лил без перерыва последние несколько дней. После освобождения, Сокол всякий раз мысленно перекладывал обилие влаги на уровень воды в его яме. Сейчас она плескалась бы возле пояса.
Заруба издал неопределённый рык. Чародей повернулся на голос. Старый воин укутался в плащ с головой. В узкой щели виднелась лишь часть заросшего лица, наружу торчал нос да шевелящиеся губы.
– Муром пал, – бубнил Заруба. – Юрий угодил в плен. Стародубский князь умер в муках. Константин Васильевич слёг от неизвестной хвори. Дружины в замешательстве. Новгородцы отказались от выступления, Ольгерд повернул назад от самых ворот Киева. Всё пошло прахом.
За безумием последних дней, чародей позабыл расспросить друзей о последних событиях. Ему хватило для тревог и новости о проклятии митрополита. А время, как видно, не стояло на месте. Союзники оказались на грани разгрома.
Сокол покосился на Вараша.
– Вот видишь, к чему привели твои выверты? – тихо ругнулся он. – Столько усилий, времени, средств… и всё полетело к чертям.
Старик промолчал. С тех пор как их освободили, он не произнёс ни слова. Шагал вместе с ними, во время привалов лежал у костра, ел, что давали. Но делал всё, словно пребывал в полусне.
Сокол вновь посмотрел на Зарубу. Несмотря на ворчание, тот казалось, радовался непогоде. Радовался, что ощущает холод, секущий дождь, мокрую одежду и едкий дым.
– Тебя-то что в дорогу позвало? – полюбопытствовал Сокол. – Я думал, ты ушёл навсегда.
Мещёрский воевода был единственным на памяти чародея мужчиной, который, уйдя жить к овдам, вернулся в мир. Обычно сманенные лесными девами люди не возвращались.
– Знаешь, – охотно ответил тот. – Я так и не смог привыкнуть к их поселениям. Столько лет воевал, что свыкся с опасностями, грязью, кровью. А их города прекрасны. Они как мёд… да, как мёд… сладкий… липкий такой… и мужики, словно мухи, вязнут в нём всеми лапками.
Он вдруг повеселел.
– И то сказать, где ещё подобное блаженство получишь, кроме как в раю. Вот помню после одной пирушки…
– Э-эй, – напустила на себя строгость Эрвела. – Вовсе не обязательно выдавать все наши тайны.
Потом она задумалась. Вздохнула и, не утратив серьёзности в голосе, сказала:
– Не приложу ума, что нам делать. Видимо, придётся завести домик где-нибудь среди леса. Что думаешь, Малк? Поселимся вдвоём. Ты будешь на охоту ходить, в город на торг, я буду пироги печь, что там ещё…? Вышивать…
Заруба поначалу принял слова Эрвелы за чистую монету. Смотрел на овду с большим удивлением. Сокол спрятал улыбку, ожидая изящной развязки.
Но игру разрушил Вараш. Он зашёлся сильным и долгим кашлем. Сырость узилища повлияла на старика больше, чем на Сокола с Меной.
Чародей нахмурился.
– Не хватало, чтобы он умер после всего, что мы пережили.
– Это было бы совсем некстати, верно? – улыбнулась Мена. – Не беспокойся, я приготовлю отвар.
– У него пропал интерес к жизни. В этом всё дело. Болезнь лишь удобный повод, чтобы сбежать.
– Завтра будем на месте, – сказала Эрвела. – Там и займёмся им.
– Там нам будет, чем заняться, – буркнул Сокол.
Он подумал и обратился к Тарко.
– Припомни, пожалуйста, ещё раз, что сказал Скоморох. Он не называл случаем имя, того колдуна, что наложил на Алексия чары? Или, быть может, какие-то слова из заклятья запомнил?
– Нет. С новгородцем из нас только Рыжий виделся. А я так и не сошёлся. Не до того было. Правда, Ушан обещал разузнать подробности. Вот только где он теперь?
Тарко подумал о Скоморохе, которого, в сущности, и не знал.
– Вот ведь. Он хотел погубить врага, а получилось, что навлёк беду на друзей. Каково ему теперь жить с этим?
– Он хотел отомстить, Тарко, – жёстко поправил Сокол. – А это совсем не одно и то же.
***Дождь терзал крышу, истончая гнилые дранки. Кое-где уже изрядно проливало. На земляном полу образовались лужи. Хижина, и без того сырая, грозила пропитаться водой как те грибы, которыми Алексий вынужден был кормиться.
В полумраке возникли тени, запахло тленом, но священник даже не вздрогнул. С первого дня пребывания на острове он ждал чего-то подобного. Ждал, впрочем, без страха. Тени мёртвых его не пугали. У Алексия достало бы сил разогнать их шевелением мизинца, однако любопытство взяло верх. С чем явились призраки?
– Уходи, церковник, – прошептала тень. – Ты беспокоишь силы, которых тебе не одолеть. Не стоит впутывать древнее могущество в свои дела. Его вообще не следует трогать.
– Вы знаете, зачем я здесь, – спокойно ответил Алексий. – Приведите колдуна, и я не задержусь на ваших болотах лишнего часа.
– Но мы не властны над живыми, – возразил призрак.
– В таком случае, не о чем говорить.
Гости развеялись, словно туман от ветра. Призрачные клочки утянуло в щели, лишь запах тления некоторое время ещё наполнял хижину.
Ходоки из потустороннего мира позабавили священника. Царьградское проклятие оказалось столь мощным, что его убоялась даже местная нежить. Весёлого, конечно, мало, но Алексий не удержался от усмешки. А что оставалось делать? Перегрызть в отчаянии посох?
Глава XLVIII. Противостояние
Песчаная грива, зажатая между болот, ощетинилась мелколесьем. Тарко с Зарубой ставили шалаши. Приземистые, тесные, но надёжные. Чародей предупредил, что стоянка может продлиться долго, поэтому мещёрцы старались предусмотреть и скорые заморозки, и возможный снег.
Овды отправились в разведку. Сокол скрылся от дождя под низким, но плотным покровом ели и там колдовал, пытаясь прощупать митрополита. Мена присматривала возле костра за Варашем, которого плен и дорога вымотали настолько, что тот совсем перестал понимать, кто, куда и зачем его притащил.
Колдун и до плена выглядел не лучшим образом. Он злился, что Сокол вытащил его из сна, да и пробудиться толком не успел. А яма с водой, простуда, и вовсе заставили его замкнуться в себе. Вараш не поддерживал разговоров, не отвечал на вопросы. Только кряхтел иногда, поворачиваясь к огню то одним, то другим боком.
– Убить его мы не можем, – заявил Сокол, закончив изыскания.
